Архив текстов и фотографий

Великой Победе посвящяется

132 километра по местам боевой славы и большой трагедии 1942 года, за три дня с 1 по 3 мая, по границам Смоленской, Тверской и Московской областей.

Михаил Осадчий, 06.05.2008

Во время войны в 1942 году на берегах Вазузы происходило одно из самых больших, и самых незнаменитых сражений той войны. Про него мы начали проходить еще в школе, но как-то невнятно, невзначай. Официальная история старалась особенно об этих событиях не распространяться. Потом появилась Гласность, Интернет, и начались чудеса с публикациями. Наконец вышла достаточно серьезная книжка (1942.ru/book/glants/glants_mars42.htm).

Мне давно уже хотелось посмотреть на эти места своими глазами, и я наконец собрался. Сначала прочитал книжку, потом посмотрел на карту. Потом в Google Earth совместил рубежи наступления и бывшие деревни с картинкой со спутника. И наконец, посмотрел расписание электричек.

Заехал 30 апреля через Вязьму, и от Вязьмы ржевской кукушкой до Осуги. Остановка 168 км, которая на картах нарисована на правом берегу Осуги, но поезд, если и тормозит там, то останавливается на левом берегу. В одиннадцатом часу ночи впотьмах продрался на ЛЭП, идущую на восток, и по ней прохлюпал по воде до сухого места у самого Малого Кропотова, где и заночевал.

Кропотово - самое узкое место на правом фланге нашего прорыва во второй Ржевско-Сычевской наступательной операции - "Ржевской мясорубке". Наши войска отвоевывали его три дня, в течение которых оно переходило из рук в руки. В конце концов взяли - ценой, которую до сих пор наши историки называть стесняются. Сейчас в окрестностях Кропотова работают отряды "Вахты Памяти". Со всей России, около трехсот человек (хотя в девять утра их еще почти-что и незаметно). Раскапывают блиндажи, воронки в поисках человеческих останков, а попутно вытаскивают из земли огромное количество железа, в разной степени взрывоопасного.

От Кропотова двинулся перелесками на восток к Вазузе, но сначала оглянулся назад и посмотрел на Кропотово с поля напротив. Ничего неприступного, кроме подпруженного бобрами ручейка в низине, там нет. Таким его сделали немцы, которые, вопреки нашей школьной программе, стояли там насмерть. Изрытые воронками поля...

Палы, вполне современные, придают пейзажу еще большую достоверность. Бывшие деревни стояли на низеньких холмах, разделенных низинками с ручейками, заросшими ивняком, и освоенными бобрами. По весне это самые непроходимые места, особенно учитывая количество клещей в этот сезон и их любовь именно к этим мелким кустикам. Поэтому лучше всего ходить по старым дорогам.

В двух километрах напротив Кропотова бывшая деревня Подосинки, которую отвоевывали так же, как и Кропотово, несколько дней, а в полукилометре от нее рядышком - Жеребцово. Они так же напичканы железом, а в Жеребцово стоит один из очень немногочисленных и скромных памятников тем событиям.

В ноябре 1942 года между Кропотовом и Подосинками, через бутылочное горлышко шириной в 2 километра, в прорыв были введены два наших корпуса - танковый и конный. Прорыв потом немцы закрыли, и корпуса там и остались, танковый полностью, а конный - почти что. Идя сейчас по этим проселкам, очень трудно себе это даже представить, здесь нет ни перспективы, ни монументов Бородинского поля, в том числе и орла для французской армии от Жискара Д`Эстена. Все Жеребцово сейчас - это остатки блиндажей, воронки и просто бесформенные ямы. Здесь нет даже стройной немецкой системы траншей и огневых точек, настолько все это было перепахано артиллерийским огнем и бомбами. Однако взять Жеребцово мы так и не смогли.

Дальше я двигаюсь в сторону Хлепени, к мосту через Вазузу. Начинаются вспаханные поля. Земля напичкана здесь металлом, и пашня засеяна гильзами на месте старых распаханных пулеметных гнезд.

Хлепень стоит на высоком берегу Вазузы, который после заполнения водохранилища стал сильно ниже. Хлепень немцам тоже удалось удержать, и это одна из двух сохранившихся до сих пор деревень на участке ноябрьского наступления. А было их там, по старой карте, три десятка. У Вазузы временно кончается Смоленская область, и начинается Тверская. Если не заморачиваться подробностями нашей еще недавней истории, то Вазуза и окрестности очень красивы. Только по лесам и урочищам нет-нет, да и натыкаешься на разбитые красноармейские каски. А ведь где-то недалеко лежат и головы, которые были в них. Об этом почему-то все время вспоминается, когда ходишь по этим лесам.

Я обхожу с севера шоссе на Карманово, и лесами, а затем урочищами, где когда-то тоже были деревни, иду к первой здесь жилой деревне Вишенке - сейчас уже дачному поселку. Одни названия тут чего стоят - Вишенка, Смородинка, Подъяблонька. На речке Песчаной ночую, по соседству с лосиными и внушительными медвежьими следами, впечатавшимися в закаменевшую глину. Напротив - как и везде, остатки бывшей деревни, угадываемые по выродившимся яблоням, кустам сирени, и прочим нехарактерным для леса предметам. В Вишенке живет летающий инвентарь местного лесхоза. Он, видимо, считает людей безобидными и бесполезными созданиями, и поэтому почти не обращает на них внимания. У него сейчас совсем другие заботы, его подруга сидит на яйцах, и ее надо кормить, а также постоянно ремонтировать жилище. Чем он и занимается. На них можно смотреть бесконечно.

Дорога от Вишенки проходит мимо стенок лесоскладов, и быстро кончается. Надо либо уходить обратно на шоссе, либо идти опять в глухомань. Конечно, выбираю второе. Дальше на восток к водохранилищу живых деревень нет, так как нет дорог. Вдоль водохранилища тоже не пройти, так как закрыт проход через плотину напротив Карманова. Поэтому от бывшего Королева опушками и старыми лесовозными дорогами выхожу на шоссе прямо к мосту через канал, и дальше топаю по шоссе мимо кармановского гидроузла - большой московской водокачки. Гидросооружения большие и малые здесь соседствуют.

Мне по этому шоссе надо пройти до Яузы, поэтому голосую проходящим машинам, и в конце концов километров 6 меня подкидывают. На этом я экономлю час времени, которого сильно не хватает. Дальше лесными дорогами и тропами, а в конце концов азимутом выхожу на Маслово. Дорога местами не видна совсем, а местами угадывается по зарослям какого-то очень весеннего растения, которое растет на бывших огородах и развалинах прямо посреди леса. Перед Масловским полем натыкаюсь на пятно сморчков (настоящих!), и минут пятнадцать их собираю.

От Маслово уже недавней охотничьей дорогой иду в сторону Трисел. Ни от той, ни от другой деревни не осталось даже фундаментов домов. А я почему-то был уверен, что Триселы существуют. Ухожу от бывшей деревни на соседнюю речку Чернушку, и в уютном месте под елками на ее берегу ночую третий раз. Как назло, кончается газ в зажигалке, и я, опасаясь, что наутро костер не разожгу, кипячу два литра чая на следующий день, разливаю про запас в пластиковые бутылки, отвариваю сморчки, и кипячу еще кан на всякий случай. Все это - уже после очень коротенького, но яркого заката, уже в темноте.

Из одной каски (это у меня теперь такая новая емкость) сморчков получается маленький пакетик отварных, зато их можно спокойно везти еще один день, и каска свободна для следующих грибов. Удивительно, но посреди этого леса, в самом глухом его месте, работает телефон, и можно позвонить домой и узнать, как там дела. Дальше начинаются лесные дороги, которыми пользуются в равной степени охотники и кладоискатели. Они в целом ведут на юг, мимо бывших укрепленных районов немцев. Часто встречаются разрытые блиндажи, в которых искатели сокровищ скорее всего ничего путного не нашли. В двух километрах восточнее за Яузой такой же цепочкой идут окопы и блиндажи наших войск, но там не копают. От наших войск в земле все истлело, а немецкое добро сохраняется долго, да и на рынке, видимо, ценится больше. "Вахта Памяти" сюда еще не дошла, да и не хватит ее на все окрестные леса.

Сморчки сменяются строчками, которые уже реально довезти до дома свежими, и каска опять начинает заполняться. Опять идет череда урочищ с названиями исчезнувших деревень. В Выгорах одичавшие яблони обнимаются с черемухой, и еще неизвестно, кто раньше зацветет. А в Олеле у трех стройных осинок одинокая могила 1942 года, за которой до сих пор ухаживают, хотя дороги сюда никакой нет. Лес кругом буйствует. А для меня начинается последняя дорога, старый тракт, который зарос уже высоким лесом, и который выводит на Москву реку у Заречья. Это уже места знакомые и хоженые. У входа в лес лежит колесо и внушает... Дорога не сильно заезжена, и идти по ней легко и приятно.

От Заречья высоким берегом Москвы реки до Батюшкова остается километров 13, и уже можно пытаться попасть на определенную электричку, что я и делаю. Снимаю сапоги, в которых до этого лазал по болотистым лесам, и надеваю ботинки. После чего, естественно, приходится вброд переходить ручей, впадающий в Москву реку, про который я как-то позабыл. Но сейчас это даже приятно. В бодром темпе мимо ЛЭП и дачных поселочков выскакиваю к знакомому роднику на речке Безерке, где допиваю чай, и заливаю бутылку водой. Вдруг пива в электричке не будет, а организм на жаре пересох сильно. Успеваю к Вяземской электричке 19.17, которая в свою очередь запаздывает минут на двадцать. Странное ощущение, что посчитанные заранее километры как-то не очень увязываются со скоростью передвижения и ходовым временем, тут же и подтверждается. Вместо запланированных 106 км, которых мне показалось более чем достаточно на три дня для меня и тамошних грунтов, накрутилось за 130.

Геоданные

Михаил Осадчий

Архив текстов и фотографий